Iii международный конкурс научно-исследовательских и творческих работ учащихся старт в науке

Содержание

Нельзя говорить
Жа́люзи
Зво́нит
Изба́ловать
Красиве́е
Мусоропро́вод
Опёка
Преми́ровать
Танцовщи́ца
Ходата́йство

Надо говорить

Жалюзи́
Звони́т
Избалова́ть
Краси́вее
Мусоропрово́д
Опека
Премирова́ть
Танцо́вщица
Хода́тайство

— Отрывок из словаря, размещённого в книге «Живой как жизнь»

Книга открывается воспоминаниями о том, с какой щепетильностью относился к языку юрист Анатолий Кони: он мог простить многие человеческие слабости, но был непримирим к собеседникам, искажающим русскую речь. Кони считал, что слово «обязательно» следует употреблять лишь в старом, исконном значении — «любезно», «услужливо» («В отношении к нам он поступал обязательно»); новый его смысл, близкий к наречию «непременно», вызывал у адвоката бурный протест.

Непрерывное развитие речи приводит к тому, что старые слова обретают новое значение, утверждает далее автор. Если в былые времена слово «воображает» значило «фантазирует», то в XX веке так стали говорить о человеке, который задаётся. Слово «зачитал» прежде предполагало некое мошенническое действие (взял книгу и не вернул); теперь оно подразумевает чтение вслух («Был зачитан проект резолюции»).

Воспроизводя «биографию слов», писатель напоминает, что в XVII столетии изысканное блюдо, ставившееся на боярский стол, называли кавардаком; позже этим словом нарекли солдатский суп-болтушку; спустя века́ за ним закрепилось иное значение — «путаница, сумятица». Столь же долгий путь прошло прилагательное «щепетильный»: если во времена Пушкина оно означало «галантерейный», то современные словари дают ему иное определение — «строго принципиальный».

В главе «Умслопогасы» рассказывается о моде на сложносоставные слова, которая пришла в язык после Октябрьской революции. Так, первые сберегательные кассы появились в России в середине XIX века, однако их сокращённый вариант — «сберкассы» — стал повсеместно употребляться лишь после 1917 года. Примером «запоздалого словесного сплава» оказался и МХАТ; в досоветскую эпоху этой аббревиатуры не существовало, и зрители говорили: «Достали билет в Художественный?» В 1920-х годах молодые люди назначали друг другу свидания «на Твербуле у Пампуша» — так в ту пору сокращённо называли памятник Пушкину на Тверском бульваре.

В заметках о «вульгаризмах» автор называет русский язык одним из самых целомудренных в мире; при этом попытки изъять из него фривольные или «низкие» темы он воспринимает как ханжество. Изучая читательскую почту, писатель сообщает, что одного из эстетов покоробило слово «штаны» в стихотворении Маяковского («Я достаю из широких штанин»); другие сочли необходимым запретить «Декамерон» и «Графа Нулина» за то, что эти книги «разжигают чувственность». В главе «Канцелярит» повествуется о том, как язык официальных документов, проникая в повседневную речь, вытесняет живое слово. В итоге возникает множество штампов: «надо отметить», «необходимо указать», «следует иметь в виду».

История создания

Работа над книгой сопровождалась участием Чуковского в дискуссиях о чистоте русской речи. Поводом к ним стал выход повести Василия Аксёнова «Звёздный билет», герои которой изъяснялись на языке, далёком от литературной нормы. Защищая Аксёнова от нападок критиков, протестовавших против использования жаргонизмов в художественных произведениях, Чуковский на страницах «Литературной газеты» напомнил, что «изрядная доля людоедских словечек создана в противовес ханжески-благонамеренной речи, которую разные человеки в футлярах продолжают культивировать в школе».

Тема была продолжена на страницах газеты «Литература и жизнь»: там вышла большая подборка читательских откликов на статью Чуковского. Авторы писем, среди которых было много учителей, возмущались позицией писателя, указывали ему на неправоту, упрекали в неумении защитить язык «от засорения». Ответом Чуковского стали заметки, опубликованные в «Литературной газете»; позже они вошли в книгу «Живой как жизнь»:

Как вспоминала редактор «Молодой гвардии» Татьяна Сырыщева, которой издательство поручило курировать работу над книгой «Живой как жизнь», за письменный стол 79-летний Чуковский садился обычно в пять часов утра: день начинался с подготовки очередной части рукописи для вёрстки. Иногда, внося правку, писатель надолго задумывался. Сырыщева недоумевала: фраза, которая не устраивала автора, была с виду безупречной. Однако Чуковский зачёркивал её, что-то дописывал на полях, произносил предложение вслух; по собственному признанию, он добивался необходимой точности ритма. Когда в рукописи была поставлена последняя точка, Чуковский отметил в дневнике, что «книжка получилась свежая и, пожалуй, не вредная».

После выхода книги в адрес автора и издательства пришло много писем с вопросами, упрёками и благодарностями. Практически сразу Чуковский начал готовить второе издание. В поисках дополнительного материала он обратился в Институт русского языка, сотрудники которого стали консультантами писателя при доработке «Живого…». По словам лингвиста Леонида Крысина, приезжавшего к Чуковскому в Переделкино, писатель, проявлявший себя как «истинный исследователь», шёл к книге «Живой как жизнь» на протяжении многих творческих десятилетий. Второе издание увидело свет в 1963 году.

Читать книгу онлайн

…Анатолий Федорович Кони, почетный академик, знаменитый юрист, был, как известно, человеком большой доброты. Он охотно прощал окружающим всякие ошибки и слабости. Но горе было тому, кто, беседуя с ним, искажал или уродовал русский язык. Кони набрасывался на него со страстною ненавистью. Его страсть восхищала меня. И все же в своей борьбе за чистоту языка он часто хватал через край.

Нынче не всякий поймет, что разумел Аксаков, говоря об одном провинциальном враче:

Зато уже никому не кажется странным такое, например, двустишие Исаковского:

Многое объясняется тем, что Кони в ту пору был стар. Он поступал, как и большинство стариков: отстаивал те нормы русской речи, какие существовали во времена его детства и юности. Старики почти всегда воображали (и воображают сейчас), будто их дети и внуки (особенно внуки) уродуют правильную русскую речь.

Я легко могу представить себе того седоволосого старца, который в 1803 или в 1805 году гневно застучал кулаком по столу, когда его внуки стали толковать меж собой о развитии ума и характера.

Стоило, например, молодому человеку сказать в разговоре, что сейчас ему надо пойти, ну, хотя бы к сапожнику, и старики сердито кричали ему:

Теперь нам кажется, что эти слова существуют на Руси спокон веку и что без них мы никогда не могли обойтись, а между тем в 30-40-х годах минувшего столетия то были слова-новички, с которыми тогдашние ревнители чистоты языка долго не могли примириться.

(VIII глава)

Переводить это слово на русский язык не пришлось, потому что оно само стало русским.

Но вот миновали годы, и я, в свою очередь, стал стариком. Теперь по моему возрасту и мне полагается ненавидеть слова, которые введены в нашу речь молодежью, и вопить о порче языка.

Тем более что на меня, как на всякого моего современника, сразу в два-три года нахлынуло больше новых понятий и слов, чем на моих дедов и прадедов за последние два с половиной столетия. Среди них было немало чудесных, а были и такие, которые казались мне на первых порах незаконными, вредными, портящими русскую речь, подлежащими искоренению и забвению.

Или эта форма: «я пошел» вместо «я ухожу». Человек еще сидит за столом, он только собирается уйти, но изображает свой будущий поступок уже совершенным.

С этим я долго не мог примириться.

В то же самое время молодежью стал по-новому ощущаться глагол переживать. Мы говорили: «я переживаю горе» или «я переживаю радость», а теперь говорят: «я так переживаю» (без дополнения), и это слово означает теперь: «я волнуюсь», а еще чаще: «я страдаю», «я мучаюсь».

Такой формы не знали ни Толстой, ни Тургенев, ни Чехов. Для них переживать всегда было переходным глаголом. А теперь я слышал своими ушами следующий пересказ одного модного фильма о какой-то старинной эпохе:

— Я так переживаю! — сказала графиня.

— Брось переживать! — сказал маркиз.

Правда, и прежде было: воображать о себе («много о себе воображаете» и т. д.). Но теперь уже не требуется никаких дополнительных слов.

— Пожалуйте кушать!

Помню, когда я впервые услышал из уст молодой домработницы, что вчера вечером пес Бармалей “обратно лаял на Марину и Тату”, я подумал, будто Марина и Тата первые залаяли на этого пса.

В ней слышалось мне что-то залихватское, бесшабашное, забубенное, ухарское.…

Читать целиком

Развернуть

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Adblock
detector